Утерянная сказка
(последняя сказка для взрослых, ещё не переставших считать себя детьми)

ЧАСТЬ I

Тарк.


Глава 10
В которой вспоминают о правилах хорошего тона, попахивает ссорой, а также ведётся много запутанных разговоров и почти ничего не происходит

       Ласковое таркийское солнце поднялось над Светлыми горами. Цветущие акации отбрасывали причудливо-узорчатые тени на плиты веранды. Там, под прохладной сенью их гибких ветвей, был сервирован праздничный стол, и его продолжали заставлять всё новыми блюдами. Помимо слуг на веранде находились Доменик с Марселлой и Кастор. Деворцы ожидали прихода Андзолетто. Таркиец, облокотясь о перила, мрачно таращился на ведущую к замку дорогу.
       Это утро, прекрасное июньское утро не задалось для Кастора. Началось с того, что его разбудил Дзотто и, не обращая внимания на поздравления (которые и впрямь выглядели несколько неуместно из уст неодетого, восседающего в подушках Кастора), спросил, не знает ли он, куда собирался пойти Юранд. Из-за плеча Дзотто выглядывало хмурое лицо Доменика, и после нескольких вопросов до Кастора наконец дошла истинная причина утреннего переполоха: неизвестно куда пропала маленькая кузина Дзотто – Дея. Никаких собственных мыслей на эту тему у Кастора не возникло, но с предположением Дзотто о том, что девушку увел Юранд, чтобы показать ей окрестности замка, Кастор тут же согласился. Против его ожидания, эта догадка не вызвала у Доменика ничего, кроме плохо скрытого раздражения. Но так как искать запропастившуюся парочку немедленно было равносильно поиску иголки в стогу сена, то Дзотто удалось уговорить Доменика немного подождать: возможно, молодые люди вот-вот явятся сами.
Следующее, не самое приятное переживание Кастор испытал, когда, явившись на веранду при всём параде (то есть: в голубом беретто* и сливово-фиолетовом джорне, надетом поверх золотисто-оранжевого фарсетто), встретился глазами с деворской барышней и понял, что по её мнению, разоделся он, как слабоумный. Это было особенно неприятно потому, что разоделся так он, естественно, не ради именинника – Дзотто, а именно ради неё – красивой и загадочной девушки из Девора, которая…
       Кастор и сам не понял: понравилась она ему вчера или нет? Слишком уж она была самоуверенна и по-деворски далека и неприступна, но зато всем остальным… белым лицом с решительным, остро вздёрнутым носиком, величавой статью… она Кастору несомненно понравилась и поэтому критический и высокомерный взгляд, которым Марселла смерила его с головы до ног (как назло, одетых не в повседневные свободные штаны, а обтянутых непривычно узкими, фиолетово-зелёными кальце**) заставил его густо покраснеть и заметаться в поисках того места, где уничтожающий взгляд не мог бы его достать.
       Это укромное место обнаружилось между балюстрадой веранды и пышным розовым кустом, росшем тут же в большой деревянной кадке. Кастор протиснулся в щель между кадкой и перилами и принялся таращить глаза на ведущую к замку дорогу, словно там происходило нечто примечательное. На самом деле на дороге ровным счётом ничего не происходило, а молодой человек, спиной ощущая сверлящий его насмешливый взгляд, поспешно выдумывал способ, чтобы избавиться от яркого петушиного джорне. Голубой беретто, под видом того, что на улице оказалось слишком жарко, был уже стянут с головы и небрежно брошен на лавку. Одним словом, зацикленный мыслями на несуразности собственного костюма, Кастор не мог радоваться прекрасному утру и не мог простодушно глазеть на Марселлу, как делал это вчера. Ему было ужасно неловко, но он чувствовал, что выглядит тем нелепей, чем старательней пытается это скрыть, и с каждой минутой мрачнел всё более. Доменик, обеспокоенный долгим отсутствием сестры, также не являл собой пример человека, позванного на торжество, его лицо было жестким и недовольным.
       Одна Марселла, не столько встревоженная, сколько заинтригованная исчезновением кузины, выглядела вполне жизнерадостной: потешалась над смущением неуклюжего таркийца и с волнением ожидала появления Андзолетто, голос которого доносился из нижних покоев. Видимо, сеньор отдавал последние распоряжения к завтраку, давая тем самым Марселле время для того, чтобы окончательно обдумать план сегодняшней «атаки».
       Да-да. Наивные предостережения малышки Деи были и восприняты именно как «наивные». Дея говорила о вещах, о которых понятия не имела, а упомянутая в разговоре деворская девица, та самая, что не удостоилась руки Андзолетто, по мнению Марселлы, просто не смогла рассчитать свои силы и правильно «распределить обстоятельства». Марселла, наученная горьким опытом, в своих силах была уверена. Да и таркийский сеньор был явно не чета арнийскому сухарю. Со вчерашнего вечера деворская модница мечтала о Дзотто и в который раз за сегодняшнее утро окидывала оценивающим взглядом свой наряд: она знала, как жадны бывают глаза мужчины, и постаралась устроить из своего туалета такую наживку, которую непременно должна захватить голодная рыбина.
       Меж тем Кастору наскучило «любоваться пейзажем». Стыд и недовольство собой переродилось в нём в какое-то колючее, направленное вовне чувство, обрисовать которое лучше всего можно с помощью таркийской поговорки: «нам и деворский герцог не указ». Это бунтарское чувство придало Кастору смелости, и он, весь красный, выбрался из своего укрытия и произнёс:
       - Двенадцатый час. Это очень мило, что Юранд решил развлечь гостью, но сдаётся, он решил обойти с нею весь Тарк! Мне кажется, его нужно поторопить, - здесь Кастор решительно, посмотрел на Марселлу. - Хотите, мы с вами пойдем и поищем их? Я… я приглашаю вас.
       Лицо Марселлы, никак не ожидавшей от «неотёсанного» такой дерзости, выразило снисходительную заинтересованность, но в этот момент на веранде появился красавец Андзолетто, и взгляд деворской барышни с непостоянством бабочки перепорхнул на него.
       Дзотто был великолепен. Тёмно-ультрамариновый расшитый золотом упелян облегал красиво развёрнутые плечи; жёсткие, шуршащие рукава, словно крылья, колыхались за спиной. Талию Дзотто перехватывал украшенный аквамаринами пояс, а стройность ног подчёркивали чёрные кальце. На голове не было беретто, но пшеничные кудри золотым венцом обрамляли лицо, и при взгляде на Дзотто, Марселла лишний раз убедилась, что этот сеньор самый красивый из виденных ею. Она склонила голову, рассыпаясь в поздравлениях, пожеланиях и комплиментах, и вот тут-то её и постигло ужасное разочарование.
       Андзолетто удостоил её только положенного этикетом поклона и, можно сказать, вообще не оценил ни нежно-бирюзового платья, ни причёски, ни по-деворски откровенного декольте. Сапфировые глаза на одну секунду задержались на её лице и на полсекунды скользнули в глубокий вырез в то время, как губы изрекли банальную любезность. При этом лицо Дзотто имело столь равнодушное выражение, что у Марселлы возникло ощущение, будто мысли сеньора витают в данный момент очень далеко не только от её чудесных глаз и прочих выставленных напоказ достоинств, но и от намеченного торжества. Последнее предположение подтвердила и отсутствующая мина, с которой Андзолетто выслушал поздравления зелёно-фиолетово-оранжевого Кастора. Андзолетто словно отдал гостям скромную дань учтивости, после чего подошёл к Доменику и заговорил с ним. Заговорил настолько тихо, что Кастор и Марселла одновременно почувствовали себя лишними и невольно обменялись озадаченными взглядами.
Красногрудые ласточки, прежде с криком носившиеся мимо замка, спрятались от полуденного жара; тень от смотровой башни почти целиком накрыла веранду, а Дзотто с Домеником всё совещались и, по-видимому, не собирались посвящать присутствующих в свои тайны. До ушей растерянных Кастора и Марселлы доносились лишь отдельные фразы типа: «может случиться, что угодно» и «не сойдёт с рук».
       Самолюбие Марселлы утешалось мыслью, что на неё не обращают внимания только потому, что произошло нечто неординарное, и она сама додумывала, что значит – «случится, что угодно» и кому именно это «не сойдёт с рук». (В её воображении фигурировали Дея и таркиец и, надо сказать, рождались весьма банальные версии происшедшего.)
       Догадки Кастора выглядели не так конкретно. Он молча и упорно смотрел на элегантного – Пустошь и тьма, всегда так завидно элегантного! – Андзолетто, считая себя вправе получить хоть какие-то объяснения. И хоть молодой человек сознавал, что, наверно, правильнее было бы не дуться, а развлечь беседой скучающую даму, словно ничего странного и обидного не происходит, по некоторым причинам сделать этого он никак не мог. Во-первых, сегодня Кастор ясно видел, что внимание Марселлы направлено на другого кавалера и помнил, что его собственное предложение прогуляться было оставлено ею без ответа. А во-вторых, его слишком раздражало пренебрежение, столь очевидно оказываемое ему Дзотто.
       Вообще-то, Кастор был добряк по натуре. Он обладал той исключительной природной незлобивостью и необидчивостью, которые позволяли ему переносить, а зачастую вовсе не замечать полунасмешек и полуоскорблений, на которые щедр был Андзолетто. Кастор безразлично пропускал их мимо ушей, в душе будучи убежденным в добром отношении к себе приятеля и объясняя эти нападки неуемной язвительностью его нрава. Но нынче обычное добродушие Кастору изменило.
       «Ну и Пустошь с вами», - раздражённо подумал он, решив, что не будет ломиться в запертые двери, а пойдёт и поищет Юранда. Однако родившееся прежде колючее чувство бушевало в груди, рвалось наружу, и хотелось уйти не просто так, а хлопнув дверью напоследок. Дверей по близости не наблюдалось, и переполнявшее Кастора раздражение облеклось в словесную форму:
       - Дзотто, ты, я вижу, очень занят? Так я пойду погуляю. А то эта ваша пантомима мне здорово надоела… тебя не очень огорчит отсутствие зрителей?
       Андзолетто наконец-то снизошел и обернулся. Кастор с вызовом глянул ему в глаза, но против ожидания не прочёл в них никакой досады, а только нелестное для себя недоумение. Можно было подумать, что Дзотто в самом деле забыл о его присутствии и теперь никак не мог понять, чего от него хотят.
       - Ты это о чём?
       - О том, что если у тебя есть что-то, не предназначенное для наших ушей, шёл бы к себе в кабинет и откровенничал там. А так, знаешь, больше двух – говорят вслух.
       Дзотто поморщился:
       - Ох, Кастор, ты бы поменьше болтал – побольше бы услышал.
       - Не очень-то и надо, - буркнул Кастор и, не замечая противоречия в собственных словах, добавил, - что вы всё шепчетесь? Что за секреты такие?
       Дзотто не успел возразить, потому что Кастора неожиданно поддержала Марселла. Ей, мечтавшей о просвещении Тарка, показалось, что иного повода для лекции о хороших манерах ждать не стоит. (Наверно, это была не самая лучшая идея, которая могла ей прийти, но этот день не задался и для неё. Так же, как и Кастор, она была возмущена и разочарована: подумать только, как смел таркийский сеньор воротить нос от деворской барышни?!)
       - Да-да, - кивнула она со скорбным вздохом и наградила Дзотто ледяным взглядом. - Я понимаю, что Тарк очень глухая провинция, но я всё равно не ожидала столкнуться здесь с подобным обращением, - она старалась говорить медленно и так назидательно, словно отчитывает провинившегося нахального юнца. - Кавалер, позволяющий себе в присутствии дамы беседовать с мужчиной, не может считать себя правильно воспитанным. А то, что вы ещё и утаиваете от нас происходящее, говорит о том, что вы или не доверяете нам, или считаете нас недостойными вас слушать! Вам следует извиниться и немедленно посвятить нас во все, о чём вы говорили!
       - Ах, простите, ну конечно! Как я мог быть так неучтив? - с сокрушением, больше смахивающим на насмешку, поклонился Дзотто и нехорошо рассмеялся. Покачиваясь на каблуках, он перевел взгляд с барышни на молодого человека, видимо, решая про себя, как следует отнестись к поступившему предложению – и этот взгляд странной тревогой отозвался у Кастора в сердце.
       - Так с какого же момента, Кастор, ты желаешь быть посвящен в наш с Домеником разговор?
       - С самого начала, - не подумав, бухнул Кастор и тем окончательно все испортил.
       - Ах, сначала? - наклонил голову Дзотто. - Идет, только позволь сперва и мне задать вопрос: ты ведь проснулся часа полтора назад? И чем, собственно, ты занимался всё это время?
       - А какое это имеет отношение? - настороженно поинтересовался Кастор.
       Андзолетто усмехнулся:
       - Да никакого. Но если правильно воспитанные люди считают для себя в порядке вещей интересоваться моими личными делами, почему бы и мне, невоспитанному, не проявить любопытство? Так чем?
       - Ничем особенным, - краснея, соврал Кастор. Признаться в том, что большую часть утра он потратил на примерку пёстрой груды тряпья (фарсетто, джорне, упеляны и кальце) было невозможно!
       - Сидел в комнате, читал…
       - Что читал? - в тоне Дзотто, до этого нарочито издевательском, вдруг мелькнула заинтересованность.
       Этого ещё не хватало! Пришлось врать дальше:
       - «Трактат об устроении фундамента на глинистой почве и правильном устройстве отводных каналов», - по счастью, этот внушительный труд Кастор в самом деле приметил вчера в отведённой ему комнате.
       - Ну и как? - лицо Дзотто выразило нечто среднее между удовлетворением и тупым изумлением. - Интересно?
       - Интересно, - Кастор уже досадовал на то, что повелся отвечать на никчемные вопросы – красноречие никогда не являлось его отличительной чертой, и с самого начала было ясно, что Дзотто ему не переговорить. Он и рад был бы замять глупый разговор, но не представлял, как это сделать.
       Дзотто, обернувшись меж тем к Марселле, поинтересовался:
       - Вы, наверно, тоже что-нибудь читали?
       - Нет. Я наряжалась, смотрелась в зеркало... - и спохватилась. - Сеньор Андзолетто, на что это вы позволяете себе делать намёки? - она сердито покосилась на совершенно безучастного к столь вопиющему безобразию Доменика и неосознанно жалобно улыбнулась Кастору. Эта растерянная улыбка переполнил чашу терпения молодого человека.
       - Знаешь, что… ты, Дзотто, это… кончай… - произнёс молодой человек сердито, глядя на приятеля и ещё не зная, чем завершит свою речь. Хотелось сказать что-нибудь весомое и такое… такое, чтоб она поняла, что, возможно, наряжаться он и не мастер, зато может постоять за честь дамы. Однако в голову лезли лишь высокопарные, но совершенно бессмысленные фразы типа «не соблаговоляю», «хочу вам заметить» или «позвольте вам выйти вон!». Дзотто с интересом, словно ожидая какой-нибудь очередной несуразицы, рассматривал его, и Кастор неожиданно для себя произнёс. - Кончай это… Тоже мне, принц – инкогнито! Можешь не скрытничать, мне, между прочим, всё известно. И про Завещание, которое ты сам прочёл, и про Пустошь, и вообще…
       На мгновенье Дзотто остолбенел, а затем улыбка медленно покинула его лицо, и Кастор понял: если прежняя перепалка только забавляла Андзолетто, то теперь он рассердился:
       - А тебе случайно неизвестно, что привычка топтаться под дверью и совать нос в чужие дела плохо пахнет?
       - Я вовсе не совал и не топтался, - смутился Кастор. - Я вчера хотел зайти к тебе, но услышал, что ты не один, постоял, и ушёл. Я не подозревал, что у тебя есть от меня какие-то тайны, и новый друг тебе станет лучше прежних двух.
       Дзотто насмешливо изогнул бровь:
       - Ого, ты, оказывается, любитель фольклора? Ну что ж, тогда и я вспомню одну поговорку: «На голове густо, а в голове пусто».
       Кастор, вспыхнув, покосился в сторону сброшенного голубого беретто, а Дзотто высокомерно продолжил:
       - Ты, Кастор, натура простая, можно сказать, незамутнённая никаким воспитанием. Ни правильным, ни неправильным. Возможно, ты и нуждаешься в чьём-нибудь руководстве, но я удивлён, что ты до сих пор не уяснил для себя одной вещи: я не терплю над собой никаких руководителей, и все решения, в том числе и о том, кого из моих друзей во что посвящать, а во что нет, принимаю сам, без советчиков. И твоё мнение…
       - Ну хватит, - Доменик, похоже, устал от обмена «любезностями». - Будет вам, - проговорил он, строго глядя на брата. - Что ты взъелся? Мы в самом деле увлеклись разговором и забыли обо всем. А сердиться и обижаться тут не на что: если я правильно тебя понял, ты ведь сам хотел рассказать друзьям о том, что написано в Завещании?
       - А зачем? - Андзолетто, конечно, не удержался от иронии, хотя жёсткость тона поумерил. - Одному из них, оказывается, уже всё известно, а зная его словоохотливость, я могу с уверенностью предположить, что он тут же разболтает это «всё» другому!
Доменик обречённо вздохнул, а Кастор, обрадованный его поддержкой, приободрился. Он даже захотел возразить что-нибудь на тему «словоохотливости» и уже раскрыл было рот, но встретился взглядом с Дзотто, и слова не слетели с его уст. Андзолетто смотрел на него расстроенно и озадаченно, точно так, как щёголь смотрит на вскочивший на носу прыщ; однако в лице Дзотто уже не было недавнего высокомерия – он готов был уступить.
       Поняв это и припомнив, каким дерганым выглядел Андзолетто в последние дни, Кастор и сам неожиданно испугался: а не наступил ли он ненароком другу на любимую мозоль? (что-что, а это-то он умел). Он оторопело моргнул, не поспевая за собственной догадкой и не находя нужных слов, и одновременно Дзотто произнес:
       - Ладно, забудем. Конечно, я всё я расскажу, Кастор. Но позже – когда вернётся Юранд. Не повторять же два раза! Пустошь и тьма, куда он-то подевался, не понимаю? Что это за привычка исчезать, не сказавшись? - Дзотто, словно сам на себя досадуя, вновь поменял тон с примирительного на утомленно-снисходительный,
       - А разве он ушёл не с кузиной? - обрадованная мирным разрешением едва не разыгравшейся ссоры Марселла с тактом светской львицы поддержала перемену темы. - Может, с ними приключилось что-нибудь ужасное? Вы… разве не этого опасались? - она вопросительно взглянула на таркийцев и осмелилась поделиться собственными опасениями:
       - Этот ваш Юранд, если он такой легкомысленный, как вы о нем говорили, мог завести кузину Пустошь знает куда!
       - Ну куда он мог ее завести? И что такого с ними могло приключиться? - неохотно проворчал Дзотто. - В самом деле, - прибавил он, видя, что Доменик продолжает недовольно хмуриться, - ничего с ними не случилось. На Юранда вполне можно положиться, а Тарк совсем не так опасен, как об этом принято говорить.
       - Я предпочёл бы, чтоб сестра была со мной, - обронил Доменик. - Никак не ожидал, что Дея может вот так уйти!
       Дзотто пожал плечами:
       - Если настаиваешь, можно пойти поискать их, - он, сощурив глаза, глянул в сторону цветущей апельсиновой рощи, которая, будто спустившееся на землю кучевое облако, белела на покатом склоне холма, и как раз в ту минуту, когда Дзотто уже готов был отвести от неё взгляд, из-за поворота огибающей рощу дороги, показалась гружёная свежескошенной травой телега. Позади возницы в изумрудной зелени стога красным маком горело платье Деи. Она сидела, подтянув колени и обхватив их руками. Рядом с ней, полуразвалясь, примостился на телеге Юранд. Пустошь и тьма! Дзотто готов был поклясться, что на нём не было ни джорне, ни рубашки…
       - О, Небеса, - пробормотал он, не желая верить своим глазам, - Это ещё что за фокусы? - он растерянно оглянулся на Доменика и, прочтя на его лице выражение, сходное с ужасом, бросился к ведущей вниз лестнице.
       Марселла, оставшаяся на веранде в одиночестве, перегнулась через перила и следила за происходящим.
       «Ага. Вот тебе Тарк, а вот тебе и таркийцы, началось…» - сказала она себе, и как только на лестнице раздались первые удивлённые возгласы и топот поднимавшихся ног, поспешила в комнату Деи.

* * *

        Утро дня рождения Андзолетто, принесшее столько волнений Кастору, не было безоблачным и для Доменика. Исчезновение сестры сильно встревожило его, и то, что ему, человеку сдержанному и хладнокровному, внешне удавалось хранить некое подобие спокойствия, вовсе не означало, что и в глубине его души царил подобный штиль. Всё утро, пока Доменик дожидался Деи, ему в голову назойливо лезли воспоминания обо всех не слишком лестных (если не сказать скандальных!) намёках, сделанных о Юранде его друзьями, и расположение, которое накануне Доменик почувствовал к молодому охотнику, сегодня бесследно испарилось. Даже теперь, когда выслушав рассказ сестры, он убедился, что Дея отделалась несколькими ссадинами и порванным платьем, гнев и раздражение на таркийца не могли улечься в его душе.
       «Трубадур, самоуверенный и сумасбродный мальчишка», - мысленно ругался Доменик, оставив Дею на попечение жаждущей узнать подробности Марселлы и возвращаясь на веранду.
       Юранд, сменивший одежду или, правильнее сказать, одевшийся заново и по-прежнему бледный, сидел на резной деревянной скамье, вытянув вперёд перебинтованную ногу, и потягивал какое-то питье из тяжёлого кубка. Дзотто и Кастор расположились напротив. Как понял вошедший Доменик, всё приключение уже было пересказано охотником, и говорил теперь Кастор:
       - Невозможно, - недоверчиво бормотал он, округляя широко расставленные глаза и выпячивая нижнюю губу. - Невозможно, чтобы источник высох: я только два дня назад был возле него! А чтоб за это время там развелись эти твари, которых отродясь в Тарке не водилось, брр, невозможно!
       Здесь Юранд увидел Доменика и, несмотря на останавливающий жест, поднялся на ноги:
       - Я должен принести извинения за свой поступок. Это было ужасной, непростительной глупостью уговорить Дею пойти со мной.
       - Не сомневаюсь, - голос Доменика прозвучал донельзя сухо, Он мрачно и испытующе воззрился на бледного юношу. Но, увы, читать по лицам Доменик не умел. На лице охотника он не увидел ничего кроме сиюминутной учтивости, осознания вины и готовности ответить за свои действия. Набор утешительный, но почти ни о чём не говорящий. Словно в подтверждение этих наблюдений, Юранд, как показалось Доменику, слишком официально добавил:
       - Если б была возможность что-то исправить, я сделал бы это с радостью… но я даже не вижу, чем мог бы оправдаться.
       Доменик сдержано кивнул, принимая извинения:
       - Слава Небесам, что всё обошлось, - произнёс он и решительно вернулся к прерванному разговору:
       - Так это верно? Выходит, Дея ничего не напутала? Вы пошли к роднику, и на вас напали ядовитые бабочки? И, насколько я понял из рассказа Деи, такие насекомые не водились раньше в Тарке?
       - Верно, - Юранд, поморщившись, снова опустился на скамью. - Родина этих насекомых – Арно, в Тарке для них чересчур холодно и сухо. Не представляю, чем может быть вызвано такое переселение. Больше всего это напоминает какую-нибудь каверзу Волшебников, хотя совершенно не понятно, зачем им это? Не думаю, чтобы таким образом они собирались уничтожить всё население Тарка.
       Доменик, которому, даже после всего услышанного от брата этой ночью во всемогущество Зеркала и Волшебников верилось с трудом, слабо усмехнулся глупому предположению. Но Дзотто остался серьезным. Или он исчерпал на сегодня весь запас острот или к словам Юранда относился куда серьезней, чем к словам Кастора, но он не улыбнулся, а уточнил:
       - А сколько, по-твоему, бабочкам понадобиться времени, чтобы скушать всё население Тарка? Они ведь потом кушают то, что укусили?
       - Кушают, - немного растерянно согласился Юранд. - И такое впечатление, что им без разницы: съедобно это или нет. Мою рубашку они умяли без долгих колебаний. А насчёт населения Тарка… - Юранд помолчал, задумчиво глядя на Дзотто, - я так понимаю, тебя интересует – можно ли уничтожить гнездо?
       Дзотто кивнул.
       - Можно попробовать, даже нужно, вот только видишь ли, если бы речь шла об Арно то я бы точно знал, как это сделать, а здесь… Здесь сам климат должен был убить их, а раз они живут, то верно, это какие-то мутанты, у них и повадки могут быть другие, - Юранд сделал еще один большой глоток из кубка и, повертев его в руках, произнёс, - но есть ещё одно предположение, объясняющее появлении бабочек, и оно гораздо хуже, чем фокусы Волшебников. Ты его знаешь, Дзотто – различные природные аномалии появляются перед тем, как в Тарке возникает новая пустошная дыра.
       Дзотто ничего не ответил, но Доменик перехватил на себе его быстрый многозначительный взгляд.
       Заговорил Кастор:
       - Ага, - со знанием дела произнес он, тоже поглядывая на арнийца, как на самого малоосведомленного, - говорят, что дыра, которая разрастается сейчас на севере Тарка, начала проявляться гибелью пастбищ. Без всякой причины стала жухнуть трава. А потом вся земля обуглилась, как после пожара. Ну, а потом одним махом – рраз! И нету деревни! Рраз, и другой тоже нету! А вот на западе, за лесом Блуждающего Озера, перед тем как появиться новой дыре, из под земли стал пробиваться словно слабый луч света, помнишь, Юранд? Как будто кто-то где-то глубоко-глубоко под землей открыл окошко. Я вот думаю, а может, Пустошь прошивает землю насквозь, точно иглой? Может, даже эти бабочки влетели в пустошную дыру где-нибудь в Арно, пролетели по ней, как по пещере, и вылетели здесь, а?
       Дзотто продолжал хранить красноречивое молчание, а Юранд задумчиво произнес:
       - Я слышал подобные рассказы от старых охотников. Мне говорили, что в Пустоши существуют коридоры или норы… Я, правда, не очень в это верю, но многие верят и считают, что Пустошь может служить туннелем сквозь пространство. Нет, - прервал он жестом готового возразить Кастора, - я имею в виду не то, что попав в Пустошь, человек, если не погибнет, может оказаться, где угодно – хоть за несколько сот гаров от того места, где провалился. Это всем известно. Говорят, что некоторые предметы, попав в Пустошь, стремятся вернуться в точку своего рождения и могут переместить туда владеющего ими человека.
      - Как это? - изумился Доменик.
      - Да слухи это, - нарушил молчание Дзотто, - я в это не верю, но, если б в самом деле было так… - он мечтательно хмыкнул, и пояснил, - имеется в виду вот что: помнишь камень из моего талисмана? Он добыт в таркийских горах, так вот, если верить тому, что сказал Юранд, этот камень, попав в Пустошь, будет стремиться переместиться в ней как можно ближе к тому месту, где был отколот от горной породы. Войду я с этим амулетом в пустошную дыру где-нибудь в Арно, а вывалюсь из другой дыры, самой ближней к месторождению камня. Путешествие из края в край за считанные секунды! Только перемещающий предмет должен быть непременно натуральным – камень или горсть земли, например.
      - Эх, и заманчиво звучит, - жизнерадостно подхватил Кастор, - захотел туда переместился, захотел обратно. Неужели никто не пробовал?
      - Пробовали, - кривя рот в невеселой усмешке, кивнул Дзотто, - переместились по частям – ноги в кожаных сапогах в одну сторону, голова в шерстяном беретто в другую. Байка это, Кастор. Небылица. Никто ничего не знает про свойства Пустоши наверняка – может выйти по-одному, а может совсем по-другому.
      - Это верно, - печально подтвердил Юранд, - но мы отвлеклись. Если появление бабочек связано с намечающейся пустошной дырой – это скверно.
      - Да, это худо, это Пустошь знает чем кончиться может, - так же печально подхватил Кастор и без всякого перехода сообщил: - А ещё есть очень хочется. Раз все нашлись, может, наконец, пожрём, как люди? В брюхе лягушки квакают.
      Доменик невольно бросил взгляд на застланный густо-лиловой скатертью стол, где на серебре посуды в гофрированных салатных листьях нежилась розовая форель; румяные куропатки, обильно политые соусом, громоздились на овальном блюде, и солнце радужно играло на стекле дорогих арнийских бокалов.
      - Ну, где теперь кузина с Марселлой, куда ты их увёл? - голос Дзотто оторвал Доменика от созерцания яств. - Кастор, как всегда, выразился излишне откровенно, но по сути он прав. Сядем мы сегодня за стол или нет? Так где барышни?
      - Дея провинилась, и я наказал её. Она позавтракает одна, - флегматично пояснил Доменик. - А Марселла, если захочет, придёт.
      - Но… - снова привстал Юранд, однако Дзотто перебил его:
      - Да, Доменик, так не пойдёт. Сейчас не время для нравоучений, к тому же, не так она и виновата. В конце концов, - пресёк он все возражения - я тоже ей брат и освобождаю её от наказания. Я сам пойду и приведу их: без кузины и вашей бойкой родственницы наше застолье будет унылым. А о деле, - добавил он, со значением глядя Доменику в глаза, - мы поговорим после. Девушкам, наверно, ни к чему слышать о наших делах, но и откладывать завтрак далее невозможно.
      Это был странный день рождения и странное застолье: совсем не похожее на вчерашнее, когда лица молодых людей излучали молодцеватый задор, а девичьи обвораживали блеском глаз и сияньем улыбок. Сегодня тревога, ожидание, недосказанность копились в воздухе, словно парная предгрозовая духота и всем, даже тем, кто толком не понимал причины необычного настроя, неосознанно хотелось «освежающего ливня». Разговоры смолкали, едва начавшись, шутки не шли на ум, и когда, наконец, Андзолетто отослал слуг, поднялся и жестом вельможи, показывающего, что приём окончен, уронил на стол свою салфетку, все испытали облегчение от того, что обед завершился.
      Дзотто удалился в направлении к отцовой башне, но расходиться никто и не подумал: предчувствие важности происходящего удержало всех на местах. Доменик же, задумавшись над тем, насколько откровенным решил быть Андзолетто с обоими друзьями, припозднился увести Дею и Марселлу. Очнулся он только тогда, когда гул от шагов поспешно возвращающегося Дзотто заполнил низкий свод ведущей на веранду галереи. Доменик поднялся, жестом предлагая девушкам последовать за ним, и… никуда не пошёл. Вид появившегося в дверях Андзолетто был ужасен.
      Противоречивая смесь изумления и гнева искажала его черты, и всё лицо как будто налилось тяжестью – тяжестью, чуждой ярости, но сродни белоглазой, глухой злобе. Андзолетто стремительно пересёк веранду и, приблизившись к вскочившему Кастору, едва не взял его за грудки.
      - Так вот откуда такая изумительная осведомлённость? - то ли прошептал, то ли прошипел он. - Значит, всё знаешь? Значит, читал трактат о фундаментах и каналах? Где? Письмо?!
      - Какое письмо? - Кастор невольно отступил. – Ах, письмо… я не знаю, где оно.
      - Какое письмо, значит, знаешь. А где оно – не знаешь! Брось идиотские шутки! Где письмо-завещание?!
      - В глаза я твоего Завещания не видел! - вскипел Кастор. - Вчера слыхал ваш разговор о нём, а так понятия не имею, как оно даже выглядит! Следить надо за своими вещами!
      Дзотто и без того был на взводе, а услышав последнее назидание, просто взбесился:
      - Следить?! - его рука, сминая фиолетовое джорне, сжалась на груди Кастора с намерением встряхнуть его. - Где?
      - Да пошёл ты! - Кастор, ничуть не уступающий Андзолетто ростом и явно превосходящий его мощью, перехватил тонкое запястье Дзотто и рванул в сторону от себя. Удерживаемая рукой ткань фарсетто, затрещала.
      - Дзотто! - голос Юранда свистом разделяющего бича резанул воздух, но не возымел действия, и лишь следующие слова: «О каком Завещании речь? Не о том письме, с которым ты бродил сегодня утром?» произвели должный эффект. Дзотто выпустил фарсетто Кастора и изумленно оглянулся на охотника:
      - О Небеса… Что происходит в моём доме?! Ты что… тоже знаешь о Завещании?
      Доменик заметил, как лицо охотника встревоженно вытянулось:
      - О Завещании, может, и не знаю. Видел только, что в руках у тебя было письмо. Или это было не Завещание?
      - Что? - Дзотто буквально остолбенел.
      - Ну, сегодня утром, здесь на веранде, разве не помнишь? - Юранд не сводил с Дзотто обеспокоенного и недоверчивого взгляда. - Ты расхаживал с каким-то письмом… Если ты ищешь именно его – то я ничуть не удивлён, что ты его потерял.
      - Во даёт! Сам теряет, и сам же на людей набрасывается! - возмущённо пробухтел Кастор, в то время как изумлённый Андзолетто смог только снова повторить своё беспомощное: «Что?».
      Доменик не произнёс ни слова, но всё в нём напряглось в ожидании глупой, ужасной и непоправимой развязки. Он ничего не понимал. Ничего, кроме того, что Дзотто, по-видимому, поднялся в комнату отца и обнаружил исчезновение Завещания. Ценное письмо пропало, и кто в этом виновен, неизвестно. С двояким ощущением Доменик воззрился на охотника – то ли как на единственного человека, способного всё разъяснить, то ли как на «злодея», всё запутавшего. Версия о злодее ему в связи с ещё не утихшим гневом нравилась больше.
      - Т..а..а..к, - наконец обретя способность говорить, протянул Андзолетто. - Давай-ка, охотник, расскажи нам всё с подробностями.
      - С какими ещё подробностями? - Юранд вспыхнул и сконфуженно покосился на сидящую неподалёку перепуганную Дею. Вид у него при этом сделался такой, будто бы ему желательнее было провалиться сквозь пол.
      - Выкладывай, - мрачно потребовал Дзотто, и охотник подчинился…
      Не веря собственным ушам, Доменик выслушал невообразимый рассказ о пьяном Андзолетто, разгуливающем в неглиже с опорожнённой бутылкой в руках и утирающем губы помятым письмом! Когда под конец Юранд отказался повторить, куда именно их с Деей послал поутру Дзотто, Андзолетто схватился рукой за лоб и расхохотался, точно помешанный. Однако, когда он отсмеялся и убрал руку от лица, все увидели, что и тени улыбки не осталось на его губах. Голос его зазвучал тихо, хотя тон остался привычно язвительным:
      - Значит, тебе не понравились мои шуточки, да, Юранд? А я и не подозревал, что ты такая нежная роза-мимоза. И чего ж ты так засмущался, а? Ну подумаешь, объяснил бы Дее по-свойски, что Дзотто – изрядный гад, и всегда, как надерётся, скверно ругается и любит поскакать нагишом и попугать народ? Что в Тарке все к такому давно привыкли, и никого это не удивляет!
      «В Тарке все чокнутые», - как ни чужды были Доменику подобные мысли, сейчас, всё глубже погружаясь в пучину неразберихи, он почти готов был согласиться с подобным мнением. Разум просто отказывался находить объяснения абсурдным диалогам. Кто-то в их компании явно был не в себе, или этот подозрительный охотник… или Дзотто… или самому Доменику снился дурацкий сон.
Лицо Юранда несколько секунд напоминало театральную маску, изображающую крайнее изумление, а затем он убито выдохнул:
      - Свет Небесный! Утром мы с Деей видели не тебя! - от ужаса догадки он вскочил, забыв про больную ногу. - Какой же я непроходимый тупица, Дзотто! Так это был не ты! Ну конечно, я должен был, должен был догадаться, что это не можешь быть ты!
      - А кто? - в наступившей тишине слабый вздох Деи был отчётливо слышен, но прошло несколько секунд общего тяжёлого молчания, прежде чем Дзотто всё так же тихо отозвался:
      - Оборотень.
      Марселла сдавленно охнула, а Дея бросила испуганный взгляд на Доменика:
      - Оборотень, о котором говорил этот смешной господин Билл?
      Но Доменик не ответил ей, а, возбуждённо заговорил, обращаясь к Андзолетто:
      - Дзотто, это верно? Оборотень был здесь? Письмо сеньора Федерико исчезло? Выходит, им всё известно?
      Дзотто кивнул, но ничего не сказал. Доменик же, утратив невозмутимость, взволнованно заходил по веранде. Сейчас, глядя на братьев, можно было подумать, что они ненадолго обменялись темпераментами.
      - Выходит, это оборотень, приняв твой облик, похитил сегодня утром письмо? Значит, Волшебникам стало известно о Тайне Зеркала? Тогда всё, что было написано в письме, правда? И всевидящее Зеркало – не выдумка? Нет? Дзотто?
      По губам Дзотто скользнула холодная горделиво-презрительная усмешка, словно он говорил: «Аа… так ты сомневался». Но он вновь не произнёс ни слова и устало, будто бы не в силах больше стоять, присел на скамью рядом с Кастором. Тот угрюмо покосился в его сторону и напомнил:
      - Правильно воспитанные люди вообще-то извиняются после таких обвинений.
      - Извини, - вяло буркнул Дзотто, но на его лице не отразилось раскаяния. Впрочем, можно сказать, что лицо его сейчас не выражало ничего кроме усталой отрешённости.
      - Это я виноват! - Юранд сокрушённым жестом взъерошил светлые вихры. - Как я мог обознаться? Знаешь, ты, - он обежал Дзотто смущенно-тревожным взглядом, - то есть он, был в таком экзотическом виде, стыдно вспомнить, а тут ещё Дея... Я растерялся.
      Дзотто едва заметно усмехнулся:
      - Растерялся ты или не растерялся, в сущности, это ничего бы не изменило. Оборотням стало известно, что у Зеркала есть Тайна – это главное. Письмо само по себе ничего не значит.
      - А что тогда значит? Какое Зеркало? - нахмурился Юранд. - Расскажите же всё по порядку! Что такого было в этом письме-Завещании, и зачем оборотням его похищать?
      Рассказывать выпало Доменику. Дзотто сидел, задумавшись, и, казалось, вообще утратил интерес к происходящему, а Доменик всё говорил, говорил, говорил…
Рассказывал всё, что услышал от Андзолетто накануне ночью: о письмах, оставленных двум братьям сеньором Федерико; о Зеркале Волшебников, о его всевидении и о предполагаемом могуществе; о Пустоши и о Тайне, доверенной Каменному столпу; и о том, какие беды, по мнению Федерико, грозят Невии, если Зеркало останется у Волшебников.
      Доменик говорил так долго, как не говорил ещё ни разу в своей жизни, и чем длиннее становилось повествование, тем больше появлялось в нём мрачных ноток. История в пересказе арнийца выглядела столь пессимистичной, что когда он смолк, полная безнадёжность усилий выполнить то, что завещал отец Дзотто – узнать Тайну Зеркала и завладеть им – стала Доменику совершенно очевидна.
      Кастор с Юрандом, не говоря уже о притихших на скамье девушках, долго молчали. Тем не менее, Доменик видел, что на привыкших к разным чудесам таркийцев потрясающая новость произвела куда менее убийственное впечатление, чем вчера на него самого.
      Естественно, первым высказался Кастор:
      - Хорошие дела, - состроив кислую мину, выдохнул он. - Это что же, я так понимаю, нас и сейчас могут подслушивать?
      - Не только подслушивать, но и наблюдать за всеми нашими действиям, - поправил Доменик.
      - Гром Небесный, - Кастор окинул взором веранду, двор и фруктовую рощу, будто опасаясь увидеть там за каждым деревом по оборотню; потом посмотрел на небо, на пик Красной скалы и вернул растерянный взгляд к друзьям. По обескураженному виду молодого человека было ясно, что больше всего его впечатлила именно возможность безнаказанной слежки, и в своих переживаниях он пока не заглядывал дальше этого. Лицо Юранда сохраняло сосредоточенно-бесстрастное выражение, по которому невозможно было угадать, где витают мысли таркийского охотника. Он молча вертел в руках опустевший бокал, а светлые глаза изредка задумчиво останавливались на Андзолетто.
      Когда молчание стало становиться тягостным, Дзотто, разомкнул уста:
      - Подведём итог. Доменик рассказал почти всё, за исключением того, что мы – он и я – собирались отправиться в Пустошь. Я хотел сегодня посвятить также вас в это моё намерение и предложить… попросить вашей помощи. Увы, теперь, как понимаете, шансы на успех очень малы: совершенно очевидно, что Волшебники, обладая той же информацией, что и мы, будут иметь весомое преимущество. Вступать с ними в открытое противостояние – совсем иное, нежели пытаться провернуть дело за их спиной. Взгляд Зеркала всегда будет направлен на нас, и ни один наш шаг не останется для них тайной. Моё решение, несмотря ни на что, измениться не может, но я, естественно, не могу ждать того же от вас. Короче… - Дзотто обвёл медленным взглядом обоих друзей и задержал его на брате, - я смогу справиться сам.
      Доменик знал, что это не пустые слова – Андзолетто был готов пойти в Пустошь один.
      - Дзотто, как бы заведомо проигрышно ни было дело, порученное тебе отцом, я не откажусь от него, - быстро произнёс Доменик, повинуясь внезапному родственному порыву и забывая, что этой ночью сам сомневался в необходимости путешествия, а минуту назад думал о безнадежности любых усилий. Кража письма явилась для него неоспоримым доказательством существования всевидящего Зеркала, а уверенность в несокрушимости намерений брата побудила произнести слова поддержки.
      - К тому же… - Доменику хотелось сказать еще что-нибудь обнадёживающее, тем более, что оба друга таркийца пока ничем не выразили своего отношения к предложению Андзолетто. Даже Кастор (по наблюдениям Доменика, высказывающийся по поводу и без повода) сейчас молчал, углубившись в изучение рисунка трещин, испещривших пол веранды. Юранд, опустив глаза, водил пальцем по бронзовой окантовке бокала.
      - К тому же… - упорно повторил Доменик. Увы, ничего хоть сколько-нибудь оптимистичного не шло ему на язык.
      - К тому же, дело не заведомо проигрышно, - неожиданно закончил вместо него Юранд. Он поставил бокал на стол и, слегка хмурясь, смотрел на Дзотто. - С пропажей письма всё усложнилось, но не погибло. Я бы сказал, что сначала у нас было бесспорное преимущество, а теперь наши шансы слегка уравнялись. Ведь, если я правильно понял, существует ещё одно письмо? И оно хранится в доме Доменика? А это где-то в Арно, да? Разве возможно обойтись без второго письма?
      - Невозможно, - сказали Дзотто и Доменик. Вернее, Дзотто действительно сказал, а Доменик только подумал, потому что мысль, что такая элементарная идея не пришла в голову ему самому, буквально потрясла его – можно сказать, выдернула из трясины отчаяния, как вовремя протянутая рука. Дзотто, видимо, испытал нечто похожее, потому что на вскинутом, ещё секунду назад бледном лице вспыхнул румянец.
      - Если описание маршрута к Каменному Столпу содержится в документе, который хранится в Арно, - продолжал меж тем охотник, - преимущество получит тот, кто первым доберётся до Арно и узнает содержание второго письма.
      - А письмо, если оно вообще существует, наверное, в фамильном тайнике! - подхватил Доменик. - Найти тайник, которым долгие годы не пользовались, непросто! Думаю, тут даже волшебное стекло не поможет.
      Юранд, наморщив расцарапанный нос, улыбнулся беспечной мальчишеской улыбкой:
      - Конечно, это все равно трудно: даже если мы успеем к тайнику прежде Волшебников, как прочесть письмо под взглядом Зеркала? Но всё же это шанс.
      - Не знаю, - неуверенно подал, наконец, голос Кастор, - ты не подумай, Дзотто, я не отказываюсь, но я не стал бы всё упрощать. И шансы наши, охотник, ничуть не того… не уравнялись, в смысле. Волшебники с Красной скалы – это не ерунда какая-нибудь, которую можно не брать в расчёт! Они многое могут, они и без второго письма обойдутся.
      - Нет, - протестующе качнул льняной головой Юранд и резонно заметил, - не обошлись же без первого? Стало быть, захотят прочесть и второе. Не так они всесильны, как принято думать... Кабы они могли прочесть письмо, не покидая Красной скалы, не являлись бы поутру в образе Дзотто.
      Кастор возражать не стал, и Андзолетто подытожил:
      - Юранд прав. Без точного маршрута им не попасть к Каменному Столпу. А чтоб добраться до Арно, им тоже нужно время, и пока о месте тайника знает только Доменик, это время будет работать на нас. Вопрос в том – кто окажется быстрее?
      - Тогда я выезжаю сейчас же! - Доменик поднялся со стула, и Дея с Марселлой, не ожидавшие такого поворота событий, тоже вскочили со своих мест.
      - Э нет, - остановил всех Дзотто. - Торопиться нам придётся, а спешить ни к чему, - он подошел к Доменику и пояснил:
      - Одному тебе ехать нельзя. Волшебники проследят твой путь и сцапают тебя у тайника. Даже если ты будешь нем, как рыба, или будешь драться, как лев… и унесёшь тайну с собой в могилу, - после небольшой паузы добавил он, - в дураках останемся мы. Ты единственный из нас, кто знает, где искать второе письмо, а значит, я скорее соглашусь лишиться правой руки, чем расстаться с тобой. И ещё, - Дзотто вернулся к столу и наполнил бокалы вином, - учитывая, что преимущество у нас только одно, и нас в любой момент могут подслушать, я полагаю, нам следует воздержаться от любых разговоров на тему тайника. Ни одного слова, которое может навести оборотней на его местонахождение.
Доменик кивнул.
      - А как же мы? Сеньоры, вы не забыли о нас? Мы, надеюсь, не останемся в вашем преужасном Тарке? - несмотря на несколько вызывающий тон вопроса, голос Марселлы, сказавшей эти слова, прозвучал нетвердо.
      - Не останетесь, сеньорита, - улыбнулся Дзотто, обращаясь к невольным свидетельницам важного разговора, - ехать придётся всем вместе. После случившегося покинуть вас здесь не только глупо, но и жестоко.
      - О, да, - умоляюще взглянув на Доменика, произнесла Дея, - не оставляйте нас одних. Мы постараемся не быть вам в тягость.
      - Тащиться таким караваном выйдет слишком долго, - Доменик сказал это больше для порядка, но Андзолетто не слушал его. Перегнувшись через мраморный борт перилл, он смотрел на сверкающую вдали цепь Серебряных гор. Взгляд Доменика обратился туда же.
      Эти горы тянулись от восточных пустошных земель на запад до среднегорского перевала и служили естественной границей между Арно и Тарком. Они преграждали таркийцам дорогу на юг и, чтоб проехать в Арно, как считал Доменик, таркийцы сперва добирались до Среднегорья, а оттуда, следуя арнийско-деворским трактом, вновь возвращались на запад к перевалу через Светлые горы. Путь этот был удобен для следующих из Девора, но для путешествующих из Тарка удлинялся в два раза.
      - Путь через Среднегорье – не единственный для таркийцев, - словно отвечая на мысли брата, произнес Дзотто, - можно проехать к арнийско-деворскому тракту напрямик. Дорога сносная – сложность только в пересечении бегущей вдоль гор реки. Но я не вижу ничего зазорного в том, чтобы переправиться на плоту, мы не раз делали так. В конце концов, при новых обстоятельствах опасность нас может подстерегать на самых нахоженных и безопасных путях. Как говорится, «нет большой разницы: с хвоста или с головы начинать есть задремавшего дракона».
      И Доменик вновь согласился:
      - Через сколько, ты думаешь, мы сможем выйти?
      Дзотто улыбнулся мрачновато:
      - Не волнуйся, никто не собирается тянуть время, но раньше, чем через десять дней, не собраться. Юранду надо поправиться – это во-первых, с бабочками разобраться – это во-вторых. Ну, как Юранду, так и Кастору надо наведаться домой, предупредить родных. Это ведь только у нас с тобой кроме друг друга, да Деи, никого. А у охотника, - Дзотто кивнул на Юранда, - одних братьев пять человек, и до дома ему больше суток добираться. Кастору и того дальше. Так что, сам понимаешь… - Дзотто развёл руками и вдруг, задрав кверху скуластое лицо, язвительно предупредил проплывающее над ними облако:
      - Слышали? Десять дней у вас форы!


* Беретто - бархатный, фетровый или суконный головной убор с отогнутым бортом, украшенный пером или пряжкой.

** Кальце – узкие, обтягивающие ногу, трикотажные штаны часто асимметричные по цвету.


 




Данный текст принадлежит Вастепелев и К* ©.
Бездоговорное использование текста и его частей: воспроизведение, переработка (переделка) и распространение без указания авторства и ссылки на источник, запрещается.