Утерянная сказка
(последняя сказка для взрослых, ещё не переставших считать себя детьми)

ЧАСТЬ I

Тарк.

       

       Юранд и Кастор отыскали Доменика, когда уже окончательно рассвело. К тому часу тот был окончательно измотан и поэтому почти не удивился и почти не обрадовался, когда оба таркийца возникли словно тени на его пути.
       - Далеко же ты забрался, - сочувственно, но сдержанно сообщил молодой охотник, обегая внимательным взглядом перепачканную помятую фигуру арнийца, и оставляя град вопросов на долю Кастора. Меньше всего Доменику хотелось рассказывать о своих похождениях, и потому он ограничился самым односложным ответом, обещая все подробности «завтра».
       - Завтра, так завтра, - кивнул Юранд и добавил, разом отвечая на вопросы, волнующие Доменика, - идём. Дзотто сходит с ума. А Дея ничего не знает, спит.
Добравшись до шатра, Доменик моментально уснул – провалился в забытье, несмотря на орущего над ухом Дзотто и редкий кавардак, творившийся в голове.
       Утро наступившего дня выдалось холодным. Облака, исчерпавшие весь запас воды, клубясь, быстро проносились по небу и скрывались где-то на границе с Арно. Ледяной ветер рвал в стороны пламя костра, развевал одежды и растрёпывал волосы сгрудившихся у огня людей.
       - Доменик, ну что ты молчишь, гром меня разрази! Говори хоть что-нибудь! Просто наказание какое-то! - Дзотто возвышался над сидящим у костра Домеником и смотрел на него с тою же настойчивостью, как ночью оборотень. Доменика коробило от этого сходства.
       Он закончил повествование о ночных злоключениях (умолчав, правда, о некоторых высказываниях Разжиревшего рогоносца по поводу недоверия таркийцам и о своих личных сомнениях относительно Дзотто), и теперь не знал, как следует ответить на вопрос, которым сам задавался, и на который сейчас ждал ответа Андзолетто, а именно: как оборотню удалось так легко его провести? Сидел, ссутулив спину и вытянув к огню длинные ноги в ещё не просохших сапогах, а Дзотто, устав от затянувшегося молчания, расхаживал взад-вперёд, нервно пиная попадающиеся на пути камешки:
       - Всё же не первый год меня знаешь, - рассуждал он, - мог бы и догадаться, тем более, это уже не первое появление оборотня в моём обличье! Не могу поверить, чтоб он так уж походил на меня! Доменик, ну очнись же ты! Просто не представляю, чем он так поразил твоё воображение, что ты будто язык проглотил?!
       - Ничем, - Доменик, справившись с собой, наконец, разомкнул уста, - он ничем не поразил моего воображения или поразил именно тем, что был слишком похож на тебя… Пойми, если тот оборотень, что явился Юранду и Дее, сразу вызывал подозрения, то тот, с кем я столкнулся нынче ночью, настолько походил на тебя, что мне не скоро удастся избавиться от подозрительности.
       - Ну, вот, - криво усмехнулся Дзотто, - мнительный Доменик – это как раз то, чего не доставало нашей дружной компании! Смешно, право.
       - Это не смешно, - строго осадил его Доменик и слегка побледнел. - Если мы перестанем доверять друг другу – это совсем не смешно! Я поверил в него совершенно! Я только чудом не выболтал ему место тайника! Если б не его оговорка про рогоносца… не знаю, чтоб мы сейчас делали! Я не знаю, почему этот рогоносец не попробовал колдовать, но даже если допустить, что поворачивать дороги или превращать людей в послушные куклы оборотням не под силу, у них достаточно других возможностей помешать нам. Сегодня ночью, - добавил он угрюмо, - я понял: оборотни – это действительно страшно. Это противник хитрый и возможно неуязвимый.
Дзотто перестал расхаживать кругами, и усмешка покинула его лицо. Он сел рядом с Домеником и следил взглядом за рукой Кастора, помешивающего в котелке завтрак. Тот, кстати, тут же воспользовавшись наступившей паузой, ввернул:
       - А я говорил, что оборотни – это не ерунда какая-нибудь!
       - Да ты много чего говорил, - задумчиво и потому абсолютно беззлобно обронил Дзотто, - что с того? Сказал бы ты что-нибудь дельное. Как оградить себя – вот что непонятно. Хорошо, что Доменику пришло в голову «меня» проверить прежде, чем пуститься в откровения. И хорошо, что между нами есть запас воспоминаний, неизвестных оборотню. Ну, а если вместо «меня» пришёл бы «Юранд»? Что ж, Доменик, рассказал бы про тайник и ему?
       - Не знаю, - чуть подумав, признался Доменик, - наверно, рассказал бы. Теперь судить тяжело. Я ведь проверить его решил только тогда, когда уже почти не сомневался, что предо мной оборотень. А надо было гораздо раньше: сразу, как только он стал спрашивать, зачем нам в Арно или еще раньше, когда впервые почувствовал что-то странное. Ночью всё казалось по-другому… уж больно он взбудоражил меня.
       - Да чем? - в голове у Дзотто явно с трудом укладывалось, что что-то может взбудоражить хладнокровного Доменика.
       - Тем самым, - Доменик с неудовольствием заметил, что разговор пускается по новому кругу, - согласись, Дзотто, но решение ни с того ни с сего поменять планы и собраться одному ехать в Пустошь – вполне в твоём характере.
       Дзотто, хоть и изобразил нечто сродни праведному изумлению: поднял выгнутые брови и передернул широкими, красиво развёрнутыми плечами, но решительно возражать не стал. Доменик тоже замолк и задумался. Все прочие слушатели, которые вовсе не спали, как можно было предположить по их долгому невмешательству в происходящее, а сидели тут же вокруг костра в ожидании завтрака, теперь, напротив, ожили и зашевелились.
       Марселла чувствительно шлепнула по руке Кастора, зазевавшегося и едва не вывалившего ложку с кашей мимо тарелки прямо ей на платье. Дея встряхнула на коленях джорне Доменика, на котором всё утро зашивала полученные в лесу прорехи. Юранд разогнул из-под себя одну затёкшую ногу в ловко сидящем светло-песочном сапоге, и тут же уселся на другую.
       Дзотто, рассеяно пронаблюдав за этим шебуршеньем, произнёс:
       - Мда… бой на котелках и мечах, думаю, был впечатляющим, жаль, не довелось посмотреть. Обсыпание тебя опилками и перьями могу объяснить только странным чувством юмора оборотня и порадоваться, что тебе не сломали спину. И, наконец: теперь самое время решить, как действовать дальше. Первое, - Дзотто выдержал паузу, затем медленно произнес, - на наше счастье, ничего нового и важного оборотень от Доменика не узнал. Не успел узнать.
       Охотник при этих словах чуть удивлённо встрепенулся, словно язычок пламени, на мгновенье вспыхнувший на догорающих углях, но перебивать не стал. Смолчал.
       - Второе, - продолжил Дзотто, - очень не хочется, чтобы подобные визиты вошли у оборотней в привычку. Единственный способ помешать им – это не упускать друг друга из вида ни на минуту. Конечно, не очень-то удобно таскаться всё время парами, но зато этим мы создадим Волшебникам ряд трудностей. Не верю, что оборотень способен незаметно подменить собою человека у всех на глазах. И последнее, - Дзотто видел, что пора заканчивать. Обе барышни вертели в руках горячие, издающие аппетитный аромат миски, но не решались начать есть во время его речи. Кастор, менее скованный условностями хорошего тона, давно слушал его с набитым ртом. Да и желудок самого Дзотто настойчивым бурчаньем советовал ему закругляться.
       - Скрывать и обсуждать нам в общем-то нечего: пока мы сами знаем не больше оборотней. Наше единственное, но несомненное преимущество в том, что мы знаем место тайника, и вот об этом мы не будем говорить ни наедине, ни в компании, это закон. Любой, кто станет интересоваться местом тайника, будь то Марселла или милая кузина, должен попасть под подозрение! Ну, что ты ёрзаешь? - этот вопрос относился к Юранду, который, правда, не ёрзал, но с откровенно озабоченным видом гонял ложкой по кругу содержимое собственной миски.
       Юранд отчего-то слегка смутился, словно ученик, уличённый учителем не в самых приличных мыслях, и произнёс не слишком уверенно, вопросительно поглядывая в сторону Доменика:
       - Не знаю, возможно, это теперь не так важно и почти ничего не изменит, но я не сказал бы, что кроме места тайника нам нечего скрывать. Мне, кажется, что нам есть или во всяком случае было, что скрывать.
       Доменик, привыкший за последние дни прислушиваться к словам охотника, удивленно взглянул ему в глаза.
       - Ты сказал, что оборотень спрашивал тебя: зачем вы едете в Арно, - уточнил охотник. - Он это спросил? Или это ты так выразился, ну, обобщил в смысле?
       - Да, спросил, - Доменик на секунду задумался, потом повторил твёрдо, - спросил, даже два раза. Я ещё удивился, к чему это Дзотто? Это он и без меня знал, другое дело про тайник…
       - Вот здесь и есть что-то странное, - подхватил Юранд, - если оборотень хотел узнать, где тайник, зачем ему спрашивать, с какой целью вы едете в Арно? Чтобы было больше поводов для подозрений, что ли? Спросил бы просто: как найти тайник? Не вяжется здесь что-то. По твоим словам создаётся впечатление, что этот твой Разжиревший рогоносец вообще не понимал, зачем мы едем в Арно.
       - Как такое может быть? - пораженный этим не лишённым логики рассуждением, Доменик не мог, однако ж, его принять, не из-за того даже, что оно бросало тень на него лично, а из-за его абсурдности. - У них же есть письмо! В нём ясно сказано, что…
       Юранд сделал предостерегающий жест, и Доменик смолк на полуслове. В глазах охотника вновь промелькнуло смущение, он почесал белобрысую макушку и напряжённо улыбнулся:
       - Я не знаю, что было сказано в письме, я его не читал. Но я заметил противоречие в словах оборотня, и оно натолкнуло меня на мысль, которой я с вами поделился.
       - Да нет в них никакого противоречия, - на этот раз не очень уверенно возразил Доменик.
       - Есть, - по мальчишески уперся охотник. - Ты сам его заметил, когда сказал, что удивился вопросу оборотня об Арно. Смотри: мы знаем, что письмо пропало и думаем, что оно у Волшебников. Так?
       - Так.
       - Тогда как объяснить, что оборотень является и задаёт идиотские вопросы? Зачем он спрашивал о том, что ясно из письма? Получается: либо он непроходимо туп или не умеет читать, что, впрочем, одно и тоже. Либо – письма у него нет.
       Доменик посмотрел на охотника, как на заигравшегося в войну мальчишку.
       Но тут неожиданно Юранда поддержал Дзотто.
       Все время, пока охотник говорил, он сидел, напряженно сдвинув к переносице брови, а как только Юранд собрался ответить что-то на снисходительный взгляд Доменика, Андзолетто вдруг поднялся и, перебив Юранда, произнёс:
        - Охотник дело говорит. Я тоже об этом подумал. По твоим словам, Доменик, оборотень далеко не туп – у него хватило ума замаскироваться, чтоб провести тебя. Значит, остаётся последнее предположение: у него нет письма и он либо не помнит, либо вообще не знает его содержания. Вурдалачьи похороны! - Дзотто резко откинул в сторону длинные рукава джорно. - Возможно, он и про тайник услышал впервые!
       - А где же тогда твое письмо? - реплика, конечно, принадлежала Кастору.
       - Ну я-то откуда знаю, - усмехнулся проявленной наивности Дзотто, - письмо исчезло не без участия оборотней, но что с ним случилось дальше… Может, они не поделили его: подрались, порвали? Этого мы никогда не узнаем. Нам важен вывод, который можно сделать, если это действительно так, - он бросил быстрый взгляд на Юранда, но охотник увлекся остывающей кашей и не претендовал на заключительное слово.
       - Вывод таков, - продолжал Дзотто, - не следует говорить не только о месте тайника, но и ни о чём, касающемся нашей поездки. Если этому Разжиревшему Рогоносцу наши планы неясны даже теперь, то глупо неосторожной болтовнёй рассказывать ему о них, проговариваясь по мелочам. Пусть оборотни останутся при своих подозрениях, а мы при своих.
       - Коли всё обстоит, как вы говорите, часть подозрений – если не все разом – я уже развеял своей неосторожной болтовнёй, - мрачно констатировал Доменик.
       - Угу, - не слишком вежливо кивнул охотник, на секунду отрываясь от каши, и добавил без неуместного сожаления, - но ты был не готов.

       - А ты, смышлёный недомерок, значит подготовишься!? - Хихо не удержался и в досаде смачно плюнул прямо в середину Волшебного Зеркала, через которое незримо наблюдал за всем разговором. Плевок был нацелен мастерски, но зловредный недомерок пошевелился, и плевок, вместо того чтоб угодить ему на лицо, шмякнулся на изображение тарелки. Не очень расстроенный этим обстоятельством, Хихо сперва понаблюдал за тем, с каким усердием охотник орудует ложкой, а потом широким жестом от души растёр плевок по всей поверхности Зеркала, сожалея, что стекло не дает возможности отправить «приправу» непосредственно в тарелку.
       - Так вам, самоуверенные болваны, всех бы обплювал! Ещё обзываются, главное! - Хихо разобиженно надул губы и поплёлся за тряпкой: он не был уверен, что Яго, который по его подсчётам должен был вот-вот вернуться, сильно обрадуется, обнаружив Волшебный предмет заплёванным.
       Процокав копытами по всё ещё коробящемуся и потому гулкому полу, Хихо добрался до столовой и не смог пройти мимо аккуратно разложенных на подносе румяных пирожков со свекольной ботвой. Сообразительный зеленоглазый молокосос трескал свою оплёванную кашу с такой свойственной лишь молодому организму энергией, что у Хихо невольно разыгрался аппетит. Подумав, что с наведением порядка можно повременить, он взгромоздился с копытами на стол (он всегда так делал, если Яго не было дома) и, жадно урча, занялся пирожками.
Накушавшись, Хихо обычно впадал в довольно благостное состояние духа: зевал и задрёмывал. Но сейчас этого не произошло: слова прозорливого трубадура (чтоб ему оглохнуть и осипнуть) не давали Хихо покоя и временами рождали из глубины разобиженного сердца различные желчные пожелания, обзывательства и угрозы. Обзывательств, конечно, было значительно больше: болотный купидон, догадливый проныра, незаконнорожденный выскочка, жалкий юбочник! Хихо сыпал ими точно торговка сплетнями на базаре, но легче от этого не становилось. Главный вопрос: как шустрый выскочка сообразил, что письма у них нет? – оставался без ответа и повергал Хихо в тяжелое уныние.
       Да, да, да! Письма у Волшебников не было!
       Хихо, посланный Яго за письмом и строжайше предупреждённый о несовместимости порученного дела и амурных вояжей, честно исполнил долг. Направляясь образе Дзотто в запертый кабинет, он убоялся гнева грозного Яго и не завернул по дороге в спальню к Марселле, зато, обнаружив в кабинете открытую бутылку, Хихо не смог отказать себе в удовольствии приложиться к её горлышку – ведь прочие слабости компаньона Яго не упомянул в своей напутственной речи! И Хихо приложился! Как выяснилось, бутылка в кабинете была не одна…
       Как и где он потом потерял письмо, Хихо не помнил. Очнулся он на кабачковой грядке какого-то фермера и, борясь с похмельем, ещё долго ползал, хрюкал, стенал и рыл землю носом, стараясь отыскать пропажу.
       Итог был ужасен. Надо ли говорить, что потеря письма едва не стала последней каплей, переполнившей… (как её?) колбу терпения Яго (умел тот всё-таки красиво выражать свои мысли!), и едва не стала новым поводом для выгоняния Хихо с Красной Скалы. Хихо насилу удалось умаслить грозного босса, который после истории с наводнением и слушать ничего не хотел. До сих пор в ушах Хихо звенел истерический визг Яго, узнавшего, что ценнейший документ по дороге утерян. Хорошо ещё, что Яго, конечно, никак не мог предположить, что Хихо напился до бесчувствия, и потому объяснил себе потерю письма не «преступной халатностью», а «патологической дефективностью» компаньона. Посему вместо того, чтобы избить Хихо первым попавшимся под руку предметом, все свое возмущение Яго обратил в крик. Но зато как он душераздирающе стонал! От жалости Хихо и сам готов был разрыдаться!
       - Ты же всё делал правильно, - как фальшивая скрипка или исправная бензопила, верещал Яго, - оборотился своим любимчиком Андзолетто, прошел сквозь стены, выкрал письмо… а потом взял и потерял?!
       - Потерял, потерял, - в тон ему всхлипывал Хихо, заламывал копыта и изо всех сил покаянно долбился башкой об пол, но всё равно чувствовал, что до театрального пафоса Яго ему далеко. - Летел, летел, а потом взял и потерял.
Яго от такой покладистости свирепел ещё больше:
       - Нет, ты его не потерял! Потерянное можно найти, а ты его уничтожил! Ты, мастер на все руки, умудрился стереть его с лица земли! Ты превратил его вот в это! - и взмахнул перед мокрым носом Хихо измятой зеленоватой бумажкой, на которой сохранились лишь неясные чернильные разводы.
       Хихо помнил, как потрясла его предъявленная бумажка и он, стараясь по возможности подражать актёрскому мастерству Яго, то есть: театрально закатывая глаза и пуская пузыри из носа, скорбно прихрюкнул:
       - Это оно? Где ты его нашёл?!
       - Там, где ты его потерял, - с надрывом взвыл Яго, а потом выдержал паузу и добавил совсем уж трагически, с интонацией короля Лира (старик Невий любил Шекспира, ну и Хихо с Яго, так сказать, приобщились): - Ещё твоё счастье, негодный, что ты настолько туп, что я не подозреваю тебя в умышленной порче документа! Тогда уж Хихо быстренько смекнул, что не скопытиться тут же в обморок – значит, оскорбить оратора в лучших чувствах. Поэтому поскорей хлопнулся на пол, распластался, словно Офелия, и ещё минут пять лежал не шевелясь, будто и впрямь дохлый.
       Яго его старания оценил. Трагикомедию на том свернули и перешли к обсуждению планов, в котором Хихо, однако, участвовал тоже больше в рамках пан-то-ми-ны, то есть, ничего не говорил, а корчил рожи и пожимал плечами, будто глухонемой. Но и Яго, надо сказать, не сильно преуспел в своей (дедакции? дефракции?) короче размышлении, потому что сколько не фуфырился и не пыжился, а так и сообразил, к чему вся компания тащится в Арно, если Тайна Зеркала сокрыта где-то в Пустоши?
       - Вот в этом и есть вся загвоздка, - даже посетовал под конец Яго и предположил, - может, мы что-нибудь напутали, и Тайна где-то в Арно?
       Хихо опять изобразил из себя эдакого Гамлета: приставил палец ко лбу и промолчал. Ну, Яго тогда бросился к Зеркалу подслушивать и подсматривать, но было уж поздно: хитроумные паразиты обо всём переговорили, праздновали дзоттов день рожденья и про какую-то юрандову родню балакали. А любимчик Андзолетто ещё издеваться вздумал, оскалился прямо в экран и говорит, мол: «Слышали, десять дней у вас форы».
       Хихо не выдержал и ему тоже в рожу плюнул, а Яго тогда сказал, что «эта ихняя поездочка в Арно неспроста», что он сам полетит за ними и на месте всё разнюхает. Компаньону же велел, не отрываясь и не прерываясь, без сна и без отдыха следить за всеми, потому что теперь, зная, что письмо у волшебников, они станут менее осторожны в своей болтовне и ненароком ляпнут что-нибудь важное. Тут главное не пропустить.
       Хихо горестно вздохнул и затолкал в рот последний пирожок. Чтоб этого Юранда вши заели! От страха перед Яго, которому как-то придётся объяснять, что Юранд вывел их на чистую воду, догадавшись, что письма у оборотней нет, Хихо вновь погрустнел.
       Как теперь было признаться Яго, что зловредные злопыхатели условились не говорить больше на интересную тему? Можно было, конечно, свалить всё на самого босса: мол, это ты, обожаемый, своими неуклюжими выпытываниями навёл поганца на мысль о потере письма, но ведь Яго тут же завопит: А кто его потерял?!!
       Хихо сдавленно хрюкнул и потёр грязным кулаком глаз. Обидно. Всегда во всём виноват он! Обещал, главное, плащ в золотых звёздах и небо в алмазах, и где всё это? Только и слышишь: «Парнокопытный», да «Разжиревший», никакого уважения!
«А взять вот и не говорить ему про догадку Юранда! Сказать просто: ничего важного не происходило! И всё шито-крыто и никаких виноватых!», - и только эта спасительная мысль пришла ему в голову, как в распахнутое окно наподобие тяжёлого метательного снаряда ворвался Яго. От неожиданности Хихо кувыркнулся со стола, и железный поднос с грохотом долбанул его по ушастой башке. Крошки от пирожков, словно пудра, обсыпали нечёсаную гриву.
       - Ты опять что-то жрал вместо того, чтобы вести наблюдения? - Яго заглянул под стол и, не задерживаясь созерцанием увиденной там картины, полетел в комнату с Зеркалом. Через секунду оттуда донёсся его возмущённый голос:
       - Это ещё что? Чем ты изгадил всё стекло? Это слюни или сопли?
       - Слюни, - понимая, что отпираться бесполезно, признался Хихо и отрапортовал, - а так ничего важного не случилось. Все просто в ужасе от твоего потрясного пе-ре-по-ло-воп-щения и трепещут, - и, подлизываясь, добавил: - Гы-гы, как смешно этот арнийский растяпа гонялся за тобой по лесу, я уржался.
       Яго самодовольно прищурился:
       - Да. Мизансцена удалась. Ну и балда же этот Доменик! Хотя, финал сцены мне понравился не очень, - Яго выставил напоказ толстое брюхо с новенькой заплаткой. На ситцевом лоскутке, кое-как присобаченном поверх брюха, красовался кустик спелой земляники. - Видал, как меня исполосовали? Мрак! Чтоб у этого длинноногого арнийца все зубы выпали. Но зато теперь нам известно, что они едут в Арно к какому-то тайнику. Чё в нём, мы не знаем, но если рассуждать логически, можно придти к заключению, что пока они не узнают о его содержимом, они в Пустошь не попадут, а это значит, - он поднял вверх свою блестящую булавку, - что мы тоже не попадём в Пустошь, пока не узнаем, чё в тайнике! Логично?
       - Логичней не бывает, - охотно подтвердил Хихо, не совсем понявший, о чём его спросил Яго, но немало этим не смущённый.
       Яго продолжал:
       - Исходя из вышеизложенного, внесём и мы в наш план коррективы. Ты, как и раньше останешься наблюдателем-вредителем, а я самолично смотаюсь в Арно, хоть путь не близкий даже по воздуху, и на месте попытаюсь всё разнюхать. Чё там за тайник такой, и где его искать. Кстати, - добавил он, снова взглядывая на Хихо, - возможно, без твоей помощи, то есть без прослушивания их разговоров, мне не удастся этого сделать. Арно огромное, а у нас нет никаких привязок – просто не представляю, где искать! Поэтому я слетаю, а если ничего не нащупаю, вернусь. Может, они расслабятся и скажут что-нибудь существенно-важное? Итак, необходимые инструкции я тебе дал, можно и отправляться.
       - Ты мне ничего не дал, - осмелился напомнить Хихо, - никаких этих… ну как их… инсрукций?
       - Инструкции – это указания, - терпеливо пояснил Яго, - и их я тебе дал. Только умоляю, отнесись к ним посерьёзней. Помни: не отрываясь и не прерываясь. Без сна и без отдыха… и без пожирания пирожков. «Наблюдение – краеугольный камень познания!» - добавил он напоследок и нырнул в облако за окном.
       «Да, умеет всё-таки шеф красиво выражать свои мысли!» - подумал Хихо и поцокал за тряпкой.